Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Олег и Юлька не мешали ей. Подруга лишь протянула мягкое полотенце, в которое Вера уткнулась лицом, да Олег снова наполнил рюмку водкой.
— Поплачь, — сказал он сурово, хотя Вера знала, что он сочувствует ей и сделает все, чтобы помочь. — Выплачься хорошенько, хлопни водки, а потом Юля нальет тебе горячего чаю с лимоном, и ты мне все подробно расскажешь. И больше не будешь отвлекаться на слезы, потому что они будут мешать нашей работе. Хорошо?
Вера через полотенце кивнула. Она еще немного поплакала, минут пять или шесть, выплескивая на пушистую ткань накопившиеся внутри напряжение и боль. От того, что Молчанский в тюрьме, что он, такой свободолюбивый, сейчас заперт в камере, лишенный возможности связи с окружающим миром, она чувствовала почти физическую боль. Она плакала, и боль уходила, словно уносимая прозрачным потоком слез. Оставались лишь железная воля и готовность докопаться до истины во что бы то ни стало.
Вера последний раз всхлипнула, высморкалась в полотенце, отложила его в сторону, залпом выпила водку и покосилась на Юльку. Та молниеносно поставила перед ней огромную кружку с чаем, в котором кружилось лимонное солнышко. Оно напомнило Вере о другой кружке с чаем, той самой, что осталась на даче у Молчанского, но думать о ней было нельзя, потому что снова перехватило горло. Все, довольно истерики. Олег прав. Нужно действовать. Она обхватила чашку ладонями, сделала маленький глоток. Чай был горячий, очень сладкий. Как раз такой, как надо.
— Все? Успокоилась? Можем начинать?
Вера снова кивнула. Олег принес лист бумаги и ручку. Вера рассказывала, а он чертил на бумаге только одному ему понятные закорючки и стрелочки, словно плел кружево из ее слов. Неприличные фотографии, посланные Светлане Молчанской, и ее уход от мужа. Анонимные письма, отправленные Аглае и Костику, раскрывающие тайны их рождения, и болезненная реакция младших Молчанских. Попытка самоубийства Костика и уход из дома Глаши.
Грант на двенадцать миллионов, оформленный Гололобовым, несмотря на категорическое нежелание шефа участвовать в играх с государством. Те же двенадцать миллионов, перечисленные на счет подставной фирмы, владельца которой Молчанский отлично знал и много лет назад обидел. Увольнение Гололобова, который до сих пор общался с тем самым Сосновским, в одночасье ставшим владельцем этих миллионов. Неожиданная проверка из налоговой и обвинение Павла в финансовых махинациях.
Непредвиденный запой, взрыв машины, ограбление дачи, таинственное исчезновение еще нескольких фигурок нэцке, которое Молчанский не заметил с первого раза. Визит на дачу разъяренной Катерины, ее тело, обнаруженное в офисе. Газ в квартире и погибшая Светлана, которой никак не должно было быть в городском доме. Неожиданное свидание и признание в любви ей, Вере, из-за которого во время взрыва не пострадал сам Павел. И наконец, его арест по подозрению в двух убийствах. Слова нанизывались, словно бусинки на леску. Крючков и закорючек на листе бумаги становилось все больше. Олег сосредоточенно кивал в такт Вериным словам, словно сам себе отвечал на какие-то не заданные вслух вопросы.
Вера старалась говорить ясно и четко, не повторяясь, не отвлекаясь на второстепенные детали. Это она умела — вычленять главное и сосредотачиваться на важном. Олег ее рассказом был доволен, она это видела.
— В целом ясно, — сказал он, когда она закончила. — Если тебя интересует мое мнение, то приятеля твоего. — Он покосился на Веру — не задевает ли ее такое определение великого Молчанского, но она промолчала, именно потому, что умела различать важное и неважное. — Приятеля твоего действительно подставили.
— Конечно! — пылко воскликнула Вера.
— Вот только в происходящих событиях я не вижу четкой логики. И это плохо. Такое чувство, что тот, кто это все придумал, просто нагромоздил одно событие на другое, не очень заботясь о том, как они монтируются между собой. Понимаешь?
— Не очень.
— Ну вот смотри. Кто-то, как ты говоришь, хочет испортить Молчанскому жизнь. Он последовательно разрушает его семью. Рассказывает жене про любовницу, а детям про то, что они неродные. Это очень понятная линия поведения для любого ненавистника. Параллельно начинаются неприятности по работе. Но это совсем другая линия: оформить грант, вывести деньги, найти, через кого это сделать, вызвать проверку. А взрыв машины и квартиры — это попытка физического устранения твоего шефа. Зачем сдавать его налоговой, если планируешь убить? Хлопотно это, да и наследить можно, подозрения вызвать. А убийство любовницы? Снова попытка подставить? Зачем, если этого человека, по твоему замыслу, уже скоро не будет в живых? Зачем нужна лишняя жертва? Ну не маньяк же он, этот мститель, на самом-то деле! А уж кража нэцке во всю эту солянку, — он покосился на стоящую на плите кастрюлю и усмехнулся, — и вовсе не вписывается. И именно поэтому мне это все очень не нравится.
— И мне не нравится, — согласилась Вера. — Но ты так про это говоришь, как будто поводы для недовольства у нас разные.
— Вер, я очень тебя ценю, потому что ты Юлькина подруга жизни, да и вообще прекрасный человек. Именно поэтому я буду с тобой откровенен. Все это нагромождение внешне не связанных друг с другом фактов и событий может быть вызвано двумя причинами. Первая — это совпадение. Дьявольское, практически невероятное совпадение, когда в одной точке времени и пространства сходятся не одно, а два преступления. Или даже три. Вторая — весь этот дьявольский план придумал и воплотил в жизнь сам Молчанский, и сделал это для того, чтобы выглядеть жертвой обстоятельств, а не преступником. Извини, я знаю, что тебе больно это слышать и ты даже мысли не допускаешь, что он и есть тот самый черный человек, которого ты стремишься найти, но такая вероятность есть. И не сказать тебе о ней я не могу, именно потому, что хочу быть с тобой честным.
Вера немного помолчала, обдумывая сказанное.
— Я понимаю, — сказала она спокойно. — Ты опер, Олег, и именно поэтому ты прав, когда рассматриваешь разные версии происходящего. Для тебя Паша — посторонний человек, которого ты видел от силы два раза в жизни. Ты не имеешь права изначально его оправдывать. Это не твоя задача, а работа его адвоката. Поэтому меня это и не обижает. Но я-то точно знаю, что он ни в чем не виноват. А раз так, значит, ты прав, и все случившееся — дело рук не одного врага, а двух или даже трех. Что ж, значит, я буду искать не одного черного человека, а нескольких, только и всего. И я страшно тебе благодарна за то, что ты мне это объяснил, потому что до нашего разговора я этого не понимала и видела в случившемся одну вражескую руку.
— Вер, только собственное расследование не начинай! — строго сказал Олег. — Поверь мне, что в полиции работают профессионалы, которые вовсе не горят желанием во что бы то ни стало упечь твоего Молчанского за решетку. А раз так, они во всем разберутся. И Аркашка Ветлицкий — не безусый юнец, а серьезный адвокат, который бандитов с нар вытаскивал даже тогда, когда доказательства против них были чугунными. И весь этот чугун рассыпался у следствия в руках, когда Аркашка брался за дело. Так что разберутся в этом всем без тебя.